В начале 1947 г., будучи в Кремле у Сталина, поднял вопрос о праздновании […] Он спросил, как отмечалась эта дата в XIX в. Я ответил, что митрополит Филарет произнес проповедь в Успенском соборе. Была иллюминация, зажигали плошки […] Сталин сказал с улыбкой: «Вот и вали, произноси речь». На этом первый разговор был закончен. Видимо, И. В. Сталину необходимо было время, чтобы обдумать этот вопрос. Я решил […] обождать, чтобы […] при благоприятных обстоятельствах вновь к нему вернуться 468 .
Интересно, что отсылал Попов не к советским торжествам и годовщинам, а к городскому юбилею столетней давности, отпразднованному по инициативе славянофилов и Михаила Погодина. К этому времени для горкома были подготовлены и сводки материалов о юбилеях столиц Российской империи, особенно о 200-летии Санкт-Петербурга (1903), – их выявил недавно в своем диссертационном исследовании и публикациях историк А. Л. Махнырёв 469 . В отличие от будущих городских празднований этот заглавный юбилей готовили по-стахановски, «с колес» – буквально за несколько месяцев. Лишь весной 1947 г. определились планы будущих мероприятий. Юбилею собирались придать общесоюзный масштаб: согласно проекту постановления «О праздновании 800-летия Москвы», Отдел пропаганды и агитации ЦК должен был публиковать в широкой партийной и советской печати специальные тезисы к юбилею; тогда же было принято и решение о сооружении памятника основателю Москвы – Юрию Долгорукому – на площади перед Моссоветом. Помимо торжественного собрания в столице (с докладом выступал Попов 470 ) 7 сентября прошли также многотысячные народные торжества и гулянья в разных районах города – к празднику подключилась и православная церковь, а также деятели зарубежной культуры 471 . Для послевоенной Москвы это был праздник в духе прежних оптимистических шествий предвоенных времен. Судя по воспоминаниям современников, улучшилось и снабжение магазинов в эти дни 472 . Бросается в глаза не столько широкая академическая мобилизация историков (шеститомная фундаментальная «История Москвы» 473 была задумана старым краеведом с дореволюционным стажем Петром Миллером еще с конца 1930‑х гг., но вышла из печати в 1950‑е), сколько возвеличивание полузабытого в 1920‑е «былинного» прошлого 474 . Символической стала уже сама замена монумента Свободы 1918–1919 гг., памятника Советской Конституции с его революционной символикой, на конную статую князя Юрия Долгорукого на одной из главных площадей столицы (возведенный из недолговечных материалов обелиск убрали еще весной 1941 г., а памятник «основателю Москвы» официально открыли уже после смерти Сталина, в 1954 г. 475 ).
Оттепельный формат городского юбилея: прежние традиции и новый энтузиазм
Широко освещенное в центральной прессе празднование юбилея Москвы задало формат будущих советских городских праздников 476 . Хотя, в отличие от спешности московского торжества, обычно в местных газетах о юбилее оповещали заранее. Как правило, к нему были приурочены не столько трудовые победы, сколько строительство новых домов, кинотеатров, разбивка парка, обустройство улицы или проспекта имени юбилея («800-летия Москвы») и т. д. Ближе к выходным дням сентября или мая-июня проводилось загодя назначенное и тщательно организованное торжественное заседание городского партийного и хозяйственного актива, на котором с торжественной речью выступал первый секретарь городского комитета партии или председатель горисполкома. Уже с начала 1950‑х к официальному собранию местные активисты и культурные деятели «добавляли» народное мероприятие, чаще на городском стадионе или в парке; закладку или открытие монумента (иногда – с посланием горожанам будущего века). Отчеты о собрании (и более интересные для историков повседневной культуры репортажи с народных торжеств) на следующий день появлялись в местной прессе; в куда более ограниченном объеме эти события освещались в центральных СМИ. Исключения делались, пожалуй, для трех знаковых юбилеев, отмеченных на уровне, по сути, общесоюзном: кроме 800-летия Москвы, это были 250-летний юбилей Ленинграда (1957) и 1500-летие Киева (1982). Однако до 1986 г. и в этих «главных» городах, и в столицах союзных республиках, и в областных центрах празднование оставалось разовым мероприятием, назначаемым только к круглой дате, – как правило, никаких ежегодных «дней города» или фестивалей в советских населенных пунктах (за исключением, пожалуй, Еревана и Витебска) официально не проводилось. Роль заглавных и календарных праздников по-прежнему исполняли демонстрации на 1 Мая и 7 Ноября, празднование дня рождения Ленина (с непременным общесоюзным субботником) и Дня Победы (который с 1947 по 1964 г. был рабочим днем) 477 . Вероятно, в такой дозировке местной памяти сказывалось осторожное отношение центральных властей к местным историческим традициям, хотя роль регионального компонента в советской культуре, учитывая ее многонациональный характер, с середины 1950‑х гг. возрастала неуклонно. Помимо «народного» празднества (рассчитанного прежде всего на отдыхающую публику в торжественный день), у городских или региональных юбилеев был, как правило, и свой «интеллектуальный» формат: местные журналисты, писатели и историки участвовали в подготовке очерков-путеводителей или региональных литературно-художественных альманахов, приуроченных к дате, а также в издании сборников документов прошлого, книг для школьников или кратких указаний (для лекторов) с приложенной библиографией по истории города (например, в связи с юбилеем Ростова-на-Дону и Таганрога в конце 1940‑х гг. 478 ).
Юбилей Москвы отражал и ее столичную, по сути, имперскую функцию как собирательницы земель (централизм этого праздника был отчасти сбалансирован широким празднованием 300-летия воссоединения Украины с Россией, центром которого в конце мая 1954 г. стал Киев) 479 . В 1956 г. был отпразднован 700-летний юбилей Львова, и, как отмечает современный украинский историк Сергей Екельчик, именно во Львове была опробована более осторожная тактика идеологического «присвоения» старинного и не русского города, когда ставку делали на образы не советских вождей, а прогрессивных национальных деятелей, включенных в советский пантеон и одновременно чтимых местной интеллигенцией (сравнительно небольшой монумент Ленину – и огромный памятник Ивану Франко возле университета в самом центре города) 480 . Исследователи к юбилею выпустили книгу «История Львова. Краткий очерк» (1956), а ученики маститого Ивана Крипякевича, начавшего карьеру еще в Австро-Венгерской империи, – «Очерки истории Львова» (1956) 481 .
В этом смысле показательным стало празднование на рубеже 1950‑х и 1960‑х гг. по сути тройного юбилея: 200-летия основания Ижевска (именно как поселка при «градообразующем» заводе), 40-летия Удмуртской АССР и 400-летия вхождения этой территории в состав России 482 . По аналогии с «воссоединением» и вопреки прежней «антиколониальной» установке послереволюционного времени в СССР с 1953 до 1985 г. отмечали юбилеи «добровольного вхождения» в состав прежней империи или даже Московского царства самых разных территорий, от Башкирии до государств-предшественников закавказских или среднеазиатских республик – под знаком «прогрессивного развития» 483 .