Свою национально-культурную специфику имели юбилеи 1960–1980‑х гг. в крупных древних центрах – столицах союзных республик или городах-памятниках общесоюзного значения; Кишинев отметил 500-летие в 1966 г., Ереван в 1968 г. праздновал 2750-летие, Тбилиси еще в 1958 г. – 1500-летие, Самарканд – 2500-летие в 1969 г., а Ташкент – 2000-летие в 1983 г. 499 В Ереване, где к празднику открылся Музей истории города, и в Тбилиси возвели монументы – соответственно, урартскому царю Аргишти Первому и Матери Грузии (в столице Грузии в 1970 г. добавился памятник основателю города, царю Иберии и герою народных сказаний Вахтангу Горгасали). По аналогии с Москвой и Юрием Долгоруким в национальных республиках память о древних правителях легитимируется уже не только в исторической романистике или кино. Так, в Армении возвращается слава Эчмиадзина уже не просто как религиозного комплекса, но как главного очага местной культуры (похожий путь переозначивания потом повторится в связи с празднованием 1000-летия Крещения Руси, задуманного еще по советским лекалам в середине 1980‑х гг., – как праздника светской, собственно письменной культуры). К официальной кинохронике в связи с городскими юбилеями 1960‑х начинают добавляться и авторские документальные фильмы местных авторов – ленты с подчеркнуто неказенной, почти лирической интонацией (например, фильм Ланы Гогоберидзе «Тбилиси 1500 лет» или Никиты Хубова «Праздничный альбом» к 900-летию Минска в 1967 г., сохранивший многие повседневные черты городской жизни) 500 . С середины 1960‑х гг. все активнее (с подачи литераторов, деятелей искусства и авторитетных и влиятельных историков, вроде Б. А. Рыбакова) проводится работа по созданию новых гербов и знаков советских городов, в которых так или иначе используется старая, дореволюционная символика, пусть и без имперских орлов и прочих монархических элементов (олень для Горького, медведь для Перми) 501 . Правда, до середины 1960‑х годов путеводители и популярные очерки нередко сбивались на привычный казенный тон и рапорты о достижениях, что не раз отмечали критики, – ибо теперь стало важно подчеркивать как раз специфику и особость истории и облика каждого города 502 . Связь времен, городских типовых новостроек и старинного духа подчеркивали издаваемые к юбилеям фотоальбомы и непременные плакаты. Но старые путеводители XIX или начала ХХ в. ни в 1960‑е гг., ни в начале 1980‑х еще, как правило, не переиздавали, зато их исследованием уже можно было заниматься на кафедрах истории в региональных вузах без боязни идеологических обвинений. Большие академические работы по истории города готовят к юбилеям в Киеве (двухтомный труд к 1100-летию первого упоминания – в 1962 г.) и в Горьком (город отметил 750-летие в 1971 г. и получил к юбилею орден Ленина) 503 .

Связь времен: охрана памятников, туризм и интерес к местной истории

Менялась, однако, не только идеологическая риторика и интеллектуальная оснастка местной памяти, но и ее социальная инфраструктура. В годы оттепели и в 1970‑е в городах заметно вырос туризм международный и – особенно – внутрисоюзный по линии профсоюзного экскурсионного обслуживания. Многое пришлось делать заново – ни дореволюционные маршруты, ни путеводители 1920‑х гг. уже явно были не годны 504 . Показательна история с появлением известнейшего в будущем бренда «Золотое кольцо» старинных русских городов. Изобретателем этого понятия (после статьи 1967 г.) считают журналиста Ю. А. Бычкова (1931–2016), который тогда был региональным корреспондентом столичной «Советской культуры» и много писал о проблемах сохранения городских памятников и монастырей Ярославля 505 . Местные музеи представляли собой уже не столько центры агитации, сколько очаги сохранения наследия – в их ведении были соборы, монастыри, архитектурные памятники (вокруг музеев начинали формироваться и кружки энтузиастов местной старины или недавней военной памяти) 506 . В середине 1960‑х гг. важный импульс к развитию получило и школьное краеведение 507 . Тогда же – в городском контексте – осознается важность ансамблей, а не только единичных шедевров, ценность изучения, описания и сохранения и промышленной застройки, и городской типовой архитектуры XVIII–XIX вв.

Вдохновителями этого движения и на местах, и в столицах были отнюдь не только профессиональные историки. Бычков и другие авторы подчеркивают в плане «связи времен» важность для их тогдашнего мировосприятия фигуры известного реставратора П. Д. Барановского (1892–1984), руководившего восстановлением разрушенных как советскими чиновниками, так и немецкими оккупантами памятников и храмов – от Смоленска до Чернигова 508 . Еще летом 1956 г. на страницах широко читаемой «Литературной газеты» появилось эмоциональное обращение к читателям писателей, искусствоведов и ученых (среди них – И. Э. Грабаря, Константина Федина, И. Г. Эренбурга, авторитетного исследователя истории Московского государства М. Н. Тихомирова) 509 в связи с подрывом по инициативе местных властей старинного Смоленского собора в Уфе – его тщетно и отчаянно пытался спасти местный краевед и энтузиаст П. Ф. Ищериков (1892–1961). Среди искусствоведов особенно активен в выступлениях подобного рода был реальный автор этого коллективного воззвания, один из лучших знатоков древнерусской архитектуры искусствовед Н. Н. Воронин (1904–1976), будущий лауреат Ленинской премии 510 . Помимо видных ученых и специалистов старшего поколения, за охрану старинных памятников в эпоху бурного роста и перепланировки советских городов выступали и их младшие коллеги – архитекторы и реставраторы, например москвич С. В. Ямщиков (1938–2009) в Пскове.

Неудивительно, что к этому движению за охрану памятников подключаются с середины 1960‑х гг. консерваторы, обычно несталинского толка, ориентированные на дореволюционную, а то и допетровскую Русь. В защите городских памятников после отставки Хрущева участвуют и писатели-«деревенщики» вроде В. А. Солоухина 511 . Его на страницах ленинградских литературных журналов и московской академической периодики поддерживает авторитетный историк литературы Д. С. Лихачев 512 . С начала 1960‑х цеховой журнал «История СССР» печатает и Лихачева 513 , и московских авторов, озабоченных краеведческими проблемами и вопросами сбережения культурного наследия. На страницах журнала, в постоянной рубрике «Краеведение», публикуются деятели из разных союзных республик, включая страны Балтии. Особенно темпераментным, развернутым и безоглядным было выступление киевского археолога М. Ю. Брайчевского (1924–2001), который недавно активно участвовал в мероприятиях к 1100-летию Киева. В его статье резкой критике подвергаются не только неразумная антицерковная политика или чрезмерно утилитарные подходы недавно отставленного Хрущева к архитектурному наследию, но и решения 1930‑х гг. о сносе Сухаревской башни и храмовых сооружений на Красной площади, Михайловского собора и памятников древнего зодчества в Киеве и по всей Украине 514 . В материале того же журнала «Кровное дело историков» пользовавшийся всесоюзной известностью Ираклий Андроников справедливо отмечает необходимость для специалистов-историков достучаться в деле охраны наследия прошлого до широкой аудитории читателей «Известий» или «Комсомольской правды» 515 .