Кирилл Левинсон
Европейский город раннего Нового времени как объект репрезентации в тексте и в изображении
В этой главе будет предпринята попытка ответить применительно к городам центра и юга Европы в XVI в. на следующие вопросы: кто и как, какими средствами осуществлял символическое конституирование города, выделение его из окружающего пространства? Каковы свойства специфически городского пространства, времени? Какие группы были важны в городской коммуникации, создании городской образности? Имел ли город особую эмоциональную окраску, отличавшую его от не-города? Ответы на эти вопросы будут получены в ходе сравнения двух видов источников: литературного произведения и изображения. Узость привлеченной источниковой базы не позволяет делать больших обобщений, однако некий «диапазон возможного», как можно надеяться, удастся очертить.
В качестве литературной репрезентации городского пространства будет проанализирована книга «Белый Король. Повесть о деяниях императора Максимилиана Первого» 146 – произведение с нечеткой жанровой принадлежностью: это и беллетризованное жизнеописание императора Священной Римской империи германской нации Максимилиана I, и придворная хроника, и роман. Написан он в первой трети XVI в. секретарем императора Марксом Трайцзауервайном, но, как утверждается 147 , сам главный герой едва ли не диктовал ему текст. Художественные достоинства книги здесь обсуждать не место – скажем лишь, что она не относится к числу наиболее знаменитых сегодня произведений ренессансной литературы; о фактической достоверности в описании событий говорить не приходится – и дело тут не в том, что имена важнейших персонажей, названия стран и городов были автором зашифрованы (их нетрудно было разгадать или восстановить по другим источникам), а в том, что данный опус носит сугубо пропагандистский характер: его цель – прославление Максимилиана и его отца Фридриха III. В силу того что повествование является беллетристическим, основанным в значительной мере на семейных преданиях и выдумке, мы не можем использовать его как источник по истории конкретных городов, однако есть все основания полагать, что в основу вымысла лег обобщенный опыт взаимодействия Двора и Города. Чтобы нейтрализовать тенденциозность в отношении того или иного конкретного эпизода, будут, во-первых, выделены элементы, общие для описания всех упоминаемых городов, а во-вторых, вместо событийной канвы акцент будет сделан на таких аспектах, как пространство, время, эмоциональная окраска 148 и степень индивидуализации. При этом следует учитывать, что в юридическом отношении отличие города от не-города в Европе раннего Нового времени было, как правило, оформлено соответствующими документами: привилегиями, статутами, пожалованием городского права. В других отношениях это отличие маркировалось и поддерживалось материальными (такими, как стены и ворота) и нематериальными – символическими – границами.
Таким образом, речь пойдет об обобщенном отражении специфического придворного взгляда на город – точнее, нескольких взглядов, поскольку в книге помимо текста имеется 251 иллюстрация. Примерно половина этих гравюр на дереве выполнена Гансом Бургкмайром Старшим 149 , другая половина – Леонхардом Беком 150 , по две принадлежат Гансу Шойфелину 151 и Гансу Шпрингинклее 152 . Вначале изображения иллюстрируют рассказ, а ближе к концу даже начинают главенствовать, тогда как текст все больше превращается в подписи к ним. Монарх и/или сопровождающий его секретарь сочиняли рассказ на основе собственных воспоминаний и рассказов родителей героя, а четыре художника не были свидетелями описываемых событий.
Первое, на что необходимо обратить внимание, это такие характеристики пространства и времени, как измеренность и эмоциональная окраска. Они неодинаковы в городах и между ними (курсив в цитатах наш):
В этом городе был прекраснейший дворец – жилище маркграфа. В нем король остановился и там около десяти дней оставался и отдыхал. […] И маркграф всей своей мощью с миром проводил Белого Короля из своей земли в землю, которая принадлежит могущественному городу Болонья. […] [эта] земля простирается на два больших дневных перехода, до земли, которая принадлежит другому большому городу, называемому Флоренцией 153 .
Как видим, при описании путешествий пространство между городами автор характеризует только посредством указания на его протяженность, то есть оно не описывается, а только измеряется (в днях пути). Внутри же города эта мера (дни) служит для измерения времени пребывания на месте – и ни дни, ни какая-либо другая мера не используется для определения внутригородских расстояний. Данное наблюдение подтверждается постоянно. Вот еще пассажи, позволяющие увидеть эту разницу:
Когда [Молодая] королева вышла из церковных дверей, она повернулась снова лицом к церкви, опустилась на колени на землю и во имя Господа простилась со своей приходской церковью и со Святым Викентием, чьи останки лежат в этой церкви, а также с женой короля, которая потом еще шла за нею изрядное расстояние от города 154 .
Или:
Они с благоприятным ветром вышли в путь и плыли, плыли по морю день и ночь, через другие королевства и приплыли к державе Валенсийской. […] После этого королева сошла с корабля и была […] препровождена с большой честью и достоинством в город Пизу. В этом городе королева пробыла несколько дней 155 .
Дистанции от одного города до другого нигде не измеряются какими-либо единицами длины, но всегда только временем, затрачиваемым на их преодоление. В это время что-то может происходить с путниками, тогда характер событий придает окраску пространству – чаще всего это опасность: «Гонцу надо было проделать долгий и опасный путь и проехать через множество королевств и стран, он […] скакал днем и ночью, при любой плохой погоде, пока не прибыл» 156 ; или: «Случалось порой, что этому посольству приходилось делать большой крюк, чтобы избежать опасности от язычников» 157 . Море, по которому королева плывет к жениху, описывается как бурное (то есть вызывающее морскую болезнь) и – опять же – опасное. Позитивно нагруженные характеристики при описании пространств между городами практически не встречаются, когда речь идет о путешествии. Иначе обстоит дело, когда пространство вне стен города становится местом королевских развлечений (прежде всего охоты), воинских подвигов (турниров или сражений): в этих пассажах пространство либо нейтрально, либо снабжено положительными характеристиками: «широкое и приятное поле», «прекрасный обширный луг» и т. д.
В городе же пространство описывается иначе. Там расстояния не просто меньше – они не важны рассказчику в принципе, и он не измеряет их: перемещение героев от одной точки в городе до другой описывается одинаково вне зависимости от того, переходит ли персонаж из одной комнаты в другую, смежную комнату или из одного района города в другой. Вместо измеренных расстояний у пространства в городах другие черты: это заполненность объектами и/или событиями. Например: «В городе было много церквей и молельных домов Махмета – бога язычников. […] А возле дворца есть необыкновенно красивый королевский сад со всякими деревьями и травами» 158 . Или: